Тайны Парижа - Страница 289

289

— Вы заблуждаетесь, сударь, — сказал он ему. — Не выгода руководит поведением барона, и письмо, которым мы владеем, не продается. Оно останется в наших руках до тех пор, пока не найдем нужным воспользоваться им в виде угрозы, как дамокловым мечом.

— Вы палачи! — вскричал Эммануэль, виски у которого оросились холодным потом.

— Может быть.

— Но палачи действуют по праву закона…

— Совершенно верно.

— Чем же вы-то руководствуетесь? — спросил он, вздрогнув.

Майор ответил на это:

— Закон, которому мы служим орудием, был известен в Риме три тысячи лет назад, и он называется возмездием.

Эммануэль опустил голову на руки, и слезы брызнули у него сквозь пальцы.

— Маркиз, — сказал тогда барон де Мор-Дье скорее грустно, чем насмешливо, — вы должны помнить, что ради вас маркиз Гонтран де Ласи убил на дуэли генерала де Флар-Рювиньи.

— Молчите! — прошептал Эммануэль, с испугом вскочивший при этом напоминании, и отнял руки от лица, залитого слезами.

— И опять-таки ради вас, — продолжал барон, — шевалье д'Асти довел маркиза де Флар-Монгори, вашего приемного отца до апоплексического удара… Вы знаете отлично также и то, что де Монгори пришла фантазия жениться после того, как он узнал, что генерал, его кузен, умер.

При этих словах маркиз почувствовал полный упадок духа и потерял способность сопротивляться. Он понял, что час возмездия настал, и, как у преступников, бледнеющих при виде орудия смерти, у него явилась только одна мысль: просить пощады.

— Да, — пробормотал он, — я был преступен и заслуживал самого жестокого наказания, но я раскаивался в течение шести лет…

Барон прервал его презрительным жестом.

— Ну, мой милый, — сказал он, — вы утратили память: не вы ли мне говорили еще вчера, что никогда не испытывали ни малейшего угрызения совести и считаете себя счастливейшим из смертных?

— Это правда… — пробормотал маркиз.

— Не говорите же о воображаемом раскаянии…

— Но подумали ли вы, — вскричал маркиз, — что, губя меня, вы губите еще трех невинных существ: мою жену и моих детей.

Майор и барон сделали жест, который означал:

— Это несчастье, о котором мы сожалеем; но оно неизбежно.

Маркиз снова отдался порыву ужасного горя.

— Ну, что ж! — воскликнул он. — Покажите это письмо моей жене, откройте ей все… Что за беда! Я брошусь к ее ногам, буду молить о прощении, и так как она добра и любит меня, то простит, потому что в течение семи лет я жил как честный человек и семьянин и не имел ничего общего с этими людьми… потому что…

— Ах, Боже мой! Маркиз, — прервал его де Мор-Дье, захохотав, — прежде чем бросаться к ногам госпожи де Флар и решаться на такое крайнее средство, которое, по моему мнению, безрассудно, потому что ваши руки обагрены кровью де Верна, лучше постарайтесь узнать, в чем будет состоять ваше наказание! Быть может, судьба, на которую вас обрекли, менее ужасна, чем та, которую вы сами себе готовите.

— Может быть, говорите вы? — перебил Эммануэль. — Разве вы не знаете, какая меня ждет участь?

— Нет.

— Но этот-то человек знает?.. Эммануэль указал на майора.

— Нет, — ответил, в свою очередь, майор.

— От чьего же имени вы действуете? — спросил маркиз, вздохнув. — Если не знаете ни тот, ни другой, какое меня ждет наказание?

Майор и барон молчали; в эту минуту дверь в глубине залы отворилась. Маркиз, удивленный, испуганный, увидал женщину, одетую в черное, которая медленно направилась к нему и холодно на него посмотрела. Затем эта женщина сделала рукою знак. По этому знаку майор Арлев и де Мор-Дье поклонились и вышли. Эммануэль с немым ужасом глядел на нее. Она была молода и замечательно красива, но ее молодость преждевременно поблекла, а красота была мрачная и роковая. На её тонких, бескровных губах маркиз заметил улыбку, которая привела его в содрогание.

— А! — сказала она. — Вы спрашивали, от чьего имени действуют эти люди?

— Да, — пробормотал маркиз.

— Они действуют по моему приказанию, — холодно сказала молодая женщина.

— Кто же вы?

— Не все ли вам равно? Я имею право наказать вас…

— Вы?

— Я.

— Что же такое я вам сделал? Я вас никогда не видал, сударыня.

— И я также…

— В таком случае…

— Маркиз, — возразила женщина, одетая во все черное, — я ношу траур по человеку, которого убило общество «Друзей шпаги».

Маркиз вздрогнул и вскрикнул.

— Кто же вы? — повторил он.

— Меня зовут маркизой Гонтран де Ласи, — медленно проговорила она.

Маркиз еще раз вскрикнул от ужаса, на что Дама в черной перчатке насмешливо и громко рассмеялась.

— Ах, держу пари, г-н Шаламбель, — сказала она, — что теперь вы понимаете, по какому праву я мщу вам и осмеливаюсь покушаться на ваше полное до сих пор благополучие.

Маркиз, пораженный, упал к ногам Дамы в черной перчатке.

— Пощадите! — пробормотал он.

— Нет, — сказала она насмешливо. — Я не пощажу, я не имею права щадить «Друзей шпаги». Но я устала убивать и хочу видоизменить наказание.

И она со злой улыбкой взглянула на маркиза.

— Маркиз, — сказала она, — вы не умрете, подобно капитану Лемблену и шевалье д'Асти… нет… вам я назначу другое наказание.

И когда испуг Эммануэля достиг последних границ, мстительница прибавила:

— Вы будете жить, маркиз, но вас будут считать мертвым, и ваша жена и дети будут носить по вас траур.

Едва маркиза де Ласи договорила, как раздался стук кареты, остановившейся у решетки дома.

289