Тайны Парижа - Страница 98


К оглавлению

98

— Значит, вы думаете?..

— Я ничего не думаю! Быть может, да, быть может, нет. В свете, видите ли, существует два способа скрывать свою интригу: первый, и более вульгарный — это держать в отдалении своего поклонника, даже выказывать к нему антипатию, никогда ему не улыбаться, чтобы не возбудить чьего-либо подозрения, а второй, и более оригинальный — это способ баронессы, если только у нее есть интрига с графом. Она сделала его своим кавалером, он всюду сопровождает ее, и свет, не отличающийся особенною прозорливостью, говорит:

— Если бы он был тем, чем кажется, то она не афишировала бы так свою связь. Это не более как уловка.

Альберт Р. взглянул на Армана и заметил, что он бледен, как смерть.

— Неужели вы так любите это таинственное существо, лица которого вы ни разу не видали? — спросил он.

— Страстно!.. — ответил Арман.

— А если это не баронесса Сент-Люс?

— Ну что ж! Я обойду весь свет, но найду ее.

— А если это она?

Этот вопрос, поставленный ребром, ужаснул молодого человека.

— Да, — продолжал Альберт, — если это она, что вы сделаете?

— Не знаю…

— Дорогой мой, поверьте моей опытности: легче поднять Атласские горы и возложить их на ваши плечи, чем вернуть женщину человеку, которого она разлюбила. Теперь она любит графа Степана.

— Ну, что ж, я убью его!

— Это было бы несправедливо.

— Почему?

— Потому что дурно и нечестно мстить человеку за то, что его предпочла любимая женщина.

В это время молодые люди, стоявшие посреди залы, увидели баронессу, направлявшуюся к ним. В этот раз она шла под руку со старым дипломатом.

Арман подошел к ней и сказал:

— Могу я рассчитывать на счастье, баронесса, что вы согласитесь протанцевать со мною следующий вальс?

Она ответила утвердительной улыбкой, слегка наклонила голову и прошла мимо.

Все это было так естественно, что нельзя было и предположить, что она намеренно избегает вступить в разговор.

В течение часа Арман бродил по залам в лихорадочном нетерпении, ожидая начала вальса, который он должен был танцевать с «нею»; услышав ритурнель, он почувствовал страшное волнение.

— Ну, смелее! — шепнул ему Альберт Р.

Арман подошел к баронессе и напомнил ей данное слово.

— С удовольствием, — ответила она ему, вставая и опираясь на его руку.

Ах, она заговорила, и тембр ее голоса явственно прозвучал в ушах Армана; молодой человек растерялся, услышав снова мелодичные звуки, которые заставляли так часто трепетать его сердце.

В двадцать лет человек положительно ребенок в проявлениях своих чувств и делает глупость за глупостью. Арман должен был бы сначала понаблюдать эту женщину и проверить, действительно ли она всецело завладела его сердцем, показать же госпоже Сент-Люс, что он ее не знает, было бы в высшей степени умно и тактично. Но Арману было всего двадцать лет. Едва раздались первые такты вальса, как он увлек баронессу и, весь дрожа, сказал ей:

— Наконец-то… наконец-то… я нашел вас.

Она склонилась на его руку с неподражаемой грацией и, полузакрыв глаза, казалось, с увлечением отдалась вихрю вальса, когда слова Армана долетели до ее слуха.

Ее глаза широко раскрылись от любопытства, она с удивлением посмотрела на него и спросила:

— Разве вы встречали меня где-нибудь?

Этот вопрос был предложен спокойно и без тени удивления, как спрашивает женщина, привыкшая слышать объяснения в любви во время вальса и по два объяснения во время кадрили.

— Баронесса, — пробормотал Арман, — неужели вы забыли бал в Опере?

— Я была там всего один раз с мужем, — ответила баронесса, продолжая вальсировать. — Мне было тогда шестнадцать лет и мне очень хотелось посмотреть тамошний бал. Ах, там было отвратительно!

— И… вы там больше ни разу не были? — спросил Арман.

— Никогда.

Арман вздрогнул и понял, что баронесса решила отрицать свое тождество с домино.

— Значит, вы будете неумолимы? — спросил он с мольбою в голосе.

— Я? — спросила она с неподражаемой наивностью. — В чем же я могу быть неумолимой?

— О, — сказал Арман, — это, однако, ваш голос, ваш лоб, ваши волосы… Это вы!

При этих словах баронесса Сент-Люс умышленно сбилась с па вальса и остановилась; затем она надменно посмотрела на своего кавалера и сказала:

— Я думаю, сударь, что вы жертва мистификации. Я вижу вас сегодня вечером в первый раз, как же вы могли узнать меня?

Арман побледнел, и сердце его перестало биться. Теперь он не сомневался более: баронесса и домино — одно и то же лицо.

Но, изумленный спокойным ответом баронессы Сент-Люс, он с испугом взглянул на нее.

«Это сфинкс», — подумал он.

Арман не нашелся ответить ни слова в ответ баронессе, но, обняв ее за талию, с какой-то безумною яростью начал кружить ее.

Когда вальс кончился, баронесса сделала ему банальный реверанс, каким женщины обыкновенно благодарят своих кавалеров, и вместо того, чтобы позволить ему отвести себя на место, взяла под руку графа Степана, проходившего мимо него. Все это произошло так быстро, что Арман остался неподвижный и растерянный посреди залы.

Альберт Р., угадавший все, что произошло между ними, подошел к Арману.

— Ну, что? — спросил он.

— Она отрицает.

— Вполне понятно.

— А! Вы находите? — спросил он глухим голосом.

— Друг мой, — сказал Альберт, — у вас есть два выхода, если вы действительно уверены, что это она.

— Какие?

— Первый и, по моему мнению, самый разумный — это уйти отсюда незаметно и никогда не возвращаться сюда. Бывают в жизни такие случаи, когда приходится вычеркнуть из сердца друга или женщину, но это следует делать спокойно и с сохранением собственного достоинства. Постарайтесь забыть баронессу Сент-Люс и поедемте ужинать в Английское кафе, а с завтрашнего дня ищите себе новое развлечение.

98