Тайны Парижа - Страница 93


К оглавлению

93

Арман остался один; замаскированный человек успел скрыться в то время, как он снимал повязку. В будуаре царило благоухание, обещавшее таинственное наслаждение, которое овладело всеми чувствами отважного молодого человека; глаза его с нетерпением смотрели на находившуюся перед ним дверь, в которую, как ему казалось, должна была войти фея этого очаровательного жилища.

Действительно, дверь почти тотчас же отворилась, и наш герой почувствовал, как вся кровь прилила у него к сердцу. Белокурая домино вошла на цыпочках и направилась к Арману. Она была замаскирована, как и на балу в Опере, и костюм ее остался без малейшей перемены. Арма-ном внезапно овладела робость, когда он увидал предмет своих грез. Дивное создание протянуло ему руку и только сказало: «Благодарю».

Незнакомка намекала на утреннюю дуэль.

Арман поднес ее руку к губам и с восторгом крепко поцеловал ее.

— Я вас люблю… — прошептал он.

Под атласной маской снова раздался легкий смех, который он однажды уже слышал.

— Вы сумасшедший, — сказала ему незнакомка, — очаровательный сумасшедший, рисковавший своею жизнью из-за пустяков. Но, я думаю, вы больше этого не сделаете; вы должны мне это обещать…

Голос домино был ласков и убедителен, и, слушая ее, Арман испытывал приятное ощущение. Но когда он снова начал покрывать поцелуями ее руку, домино тихо выдернула ее и сказала:

— Я вас пригласила сюда, чтобы поблагодарить, а не для того, чтобы выслушивать признание в любви, мой милый рыцарь.

— Но я вас люблю… — страстно повторил Арман.

— Возможно, но, хотя вы и доказали мне это сегодня утром, я все еще вам не верю.

И домино прибавила, улыбаясь:

— Я была сегодня утром в Лесу, в двадцати шагах от места поединка, в карете, за группой деревьев. Я видела все…, и очень боялась.

— Неужели? — вскричал Арман, обрадовавшись, как ребенок.

— Правда.

Молодые люди иногда, несмотря на свою робость, проявляют удивительную самонадеянность: Арман в этот момент служил ярким тому доказательством.

— Так вы меня любите? — спросил он.

Такой прямой и неожиданный вопрос, казалось, смутил домино.

— Не знаю, — ответила она просто, — однако вполне естественно, что я беспокоилась за вас.

XXVI

Арман встал на колени перед незнакомкой и снова взял ее прелестные маленькие руки, которые она в этот раз и не думала уже вырывать, и со свойственным в двадцать лет восхищением описал ей свою любовь, так странно загоревшуюся, и приятное волнение, которое он испытывал с тех пор, как она завладела всеми его помыслами.

— Молю вас, — сказал он наконец, — покажите мне ваше лицо, которое я обожаю, не видав его.

Домино отрицательно покачала головой. Арман настаивал, но она оставалась непоколебимой.

— Наконец, где я могу вас встретить? — спросил он с упорной настойчивостью влюбленного, вымаливающего милости.

— Выслушайте меня, — ответила ему домино, подняв его и усадив около себя на диване, — выслушайте меня; вы воображаете, что любите меня, и я убеждена, что в настоящую минуту вы уверены в этом!

— О, да! — пробормотал Арман.

— Но любовь двадцатилетнего юноши, друг мой, самая непостоянная и эфемерная вещь в мире.

— Ах! Не думайте этого… я буду любить вас всю жизнь.

— Дитя, вы еще не знаете, что слово «всю жизнь» в любви самая большая ложь.

— Позвольте, — сказал он, подложив руку домино к своему сердцу, — вы слышите, как оно бьется…

— Знаете ли вы, — продолжала незнакомка, — что я не свободна?

Арман вздрогнул.

— Что вы хотите сказать этим? — спросил он грустно.

— Я принадлежу свету… тому неумолимому свету, который отвергает и клеймит слабую женщину, настолько слабохарактерную, чтобы полюбить на время… У меня есть муж, которому жена принадлежит телом и душою на всю жизнь…

— Боже мой! Боже мой! — прошептал растерявшийся Арман. — Но я вас люблю до смерти, однако…

— Вам так кажется, по крайней мере…

— О! Чем прикажете доказать вам это? Говорите, приказывайте… Я все исполню.

— Друг мой, — ответила домино, — любовь доказывается только постоянством.

— Хорошо! Испытайте меня…

— Может быть…

И домино прибавила взволнованным голосом:

— Хотите вы видеть меня еще раз?

— Можете ли вы спрашивать меня об этом?

— А если бы я согласилась… вы будете мне повиноваться?

— Слепо.

— Вы употребили совершенно верное слово, — смеясь, сказала домино, — так как вы будете являться сюда только с завязанными глазами.

— Согласен на это от всего сердца.

— Затем, я никогда не сниму маски.

— О!

— Разве вы предпочитаете, чтобы я сняла ее сейчас; но в таком случае вы никогда уже меня не увидите?

— Пусть будет по-вашему, — согласился Арман.

— Итак, — продолжала домино, — вы не узнаете ни моего имени, ни места, где я живу, и никогда не увидите моего лица. На этих условиях я согласна принимать вас.

Арман не ответил, но прикоснулся губами к белому лбу домино, и ему показалось, что незнакомка вздрогнула.

Он долго стоял перед нею на коленях, нашептывая ей тот очаровательный вздор, который называется языком любви, и она слушала его, смеясь и извиняя тысячу вольностей. Но вдруг часы в будуаре пробили три часа утра.

— Вставайте, — приказала незнакомка, — пора расстаться.

— Уже? — прошептал Арман с сожалением, как Ромео, прощающийся с Джульеттой при первых лучах восходящего солнца.

— Так нужно, — сказала она, — но мы скоро опять увидимся.

93