Де Ласи, восхищенный прелестью весеннего утра, прошептал:
— В добрый час! По крайней мере, погода не так сера и холодна, как в Марселе, — тогда при генерале; что касается Де Верна, то, умирая, он вообразит, что пришел на любовное свидание. Притом сегодня я дерусь за себя, — прибавил де Ласи с горькой усмешкой.
Карета, рядом с которой скакал верхом де Верн, остановилась в двадцати шагах от кареты маркиза.
В ней сидели два секунданта молодого человека; один из них был тот же самый, который был свидетелем во время его дуэли с шевалье д'Асти. В то время, как де Верн беззаботно курил сигару и, пуская клубы голубого дыма, заставлял выкидывать разные пируэты свою лошадь, его секунданты вели с озабоченным видом беседу.
— Дорогой Виктор, — сказал младший из секундантов, — хотя ты старше нас, но заставляешь нас делать глупость за глупостью и про тебя по правде можно сказать, что молодость твоя пережила твой сорокалетний возраст и седые волосы.
— Пусть так! — ответил ментор. — Но к чему делать упреки за невинную шутку?
— Хороша шутка, которая может стоить жизни нашему другу и уложила его противника на полгода в постель.
— Все это пустяки!
— Ты уверил де Верна, что ему необходимо подраться на пистолетах; де Верн, ветренная голова, и поверил тебе на слово. Затем ты ему посоветовал во что бы то ни стало завладеть Леоной, он и тут последовал твоему совету. А вот и последствие — наша утренняя прогулка.
— Ну, что ж! До сих пор еще не случилось ничего худого.
— Но может случиться через час.
— Почем знать?
— Друг мой, разве ты не слышал, что сказал де Верн. Де Ласи хочет драться насмерть сначала на пистолетах, а затем на шпагах. Это будет борьба дикарей!
— Ну, что ж! Тем хуже для него! — вскричал ментор с нетерпением. — Де Верн убьет его.
— Или сам будет убит.
— Никогда! — воскликнул старый ветренник. — Взгляни на него: разве такой спокойный и так хорошо владеющий собою человек может быть убит?
— Положим! — согласился второй секундант. — Ну, а взгляни вот туда; смотри: там, у дерева, сидит и курит сигару маркиз де Ласи; он так же спокоен, как и его противник. Однако один из них через час должен быть убит.
Карета остановилась; секунданты вышли и пошли навстречу свидетелям Гонтрана.
Де Верн привязал лошадь к дереву, закурил новую сигару и дожидался окончания совещания секундантов.
— Господа, — сказал майор де Вернер, — дело, по-видимому, нельзя уладить.
— Когда дело дошло до дуэли, то очень трудно его уладить, — сухо заметил ментор.
— Положим, — согласился второй секундант де Верна, — но можно смягчить некоторые условия.
— Какие? — спросил полковник.
— Предлог к ссоре, в сущности, настолько ничтожен, — продолжал примиритель, — что дуэли на пистолетах или на шпагах, до первой крови, будет вполне достаточно.
— Невозможно! — настаивал майор де Вернер. — Де Ласи непременно хочет драться насмерть.
На этот ответ не могло быть возражений; четверо свидетелей поклонились друг другу и начали совещаться. Сначала бросили жребий, на чьих шпагах должны драться противники, и судьба решила в пользу де Ласи. Относительно пистолетов было решено, что каждый из противников будет стрелять из своего. Расстояние между дерущимися определили в двадцать шагов, причем противники должны были, стоя на своих местах, стрелять по данному сигналу. Гонтран и де Верн, стоявшие до сих пор в стороне, теперь сошлись и обменялись поклоном.
Де Верном внезапно овладел необъяснимый страх, и он чуть-чуть побледнел. Ментор заметил это.
— Что с тобою? — спросил он. — Ты нездоров?
— Нет, здоров, — ответил Октав. — Но у меня есть странная примета.
— Какая?
— Каждый раз, когда я дрался, — а дрался я девятнадцать раз в течение десяти лет, — в тот момент, когда я брал шпагу, я чувствовал легкий зуд в ладони; это было хорошим знаком: противник мой или бывал убит, или тяжело ранен.
— А!.. И что же?
— Ну, а сегодня я не чувствую зуда, и это мне неприятно.
— Какая глупость!
— Ей-богу! — прошептал де Верн с грустной улыбкой. — Возможно, что я буду убит.
Ментор пожал плечами, но второй секундант Октава украдкой взглянул на молодого человека, и ему показалось, что он прочитал на его лице предвестие смерти.
«Бедный друг!» — подумал он.
Однако де Верн был слишком храбр, чтобы поддаться предчувствию. Он взял у секунданта пистолет и встал против Гонтрана.
Оба противника, с высоко поднятыми головами и пистолетами в руках, спокойные и гордые, ждали трех обычных ударов, которые должен был дать полковник Перселен. Раздались сразу два выстрела, но оба бойца остались невредимы.
«Рука у меня дрогнула», — подумал де Берн.
Действительно, его пуля задела только волосы Гонтрана, тогда как пуля маркиза пробила шляпу противника на две линии от головы. Оба метили друг другу в голову.
«Черт возьми! — сказал себе де Ласи. — Я плохо прицелился: я убивал голубя в шестидесяти шагах, а теперь промахнулся в двадцати шагах по человеку. Я буду метить в сердце, так будет вернее».
Не успел де Берн встать в позицию, как Гонтран выстрелил во второй раз, и рука Октава беспомощно повисла, выронив еще заряженное оружие.
— Какой позор! — пробормотал со злостью де Ласи. — Вместо того, чтобы убить, я прострелил ему руку.
Он подошел к де Верну прежде, чем кто-нибудь из секундантов успел подбежать к нему.
— Сударь, — сказал де Ласи, — прошу извинить меня. Я крайне неловок; если бы я ранил вас в левую руку, то беда была бы не особенно велика, потому что мы могли бы продолжать драться на шпагах.