Тайны Парижа - Страница 315

315

Она нервно и насмешливо расхохоталась.

— Подожди, — сказала она, — слушай дальше: твой сын вернулся к себе и более не выйдет оттуда. Он вернулся с разбитым сердцем, потому что в эту ночь он проиграл — огромную сумму, которую ты один мог бы заплатить, но ему сказали, что состояние, которым ты владеешь, ворованное и залито кровью… Ему сказали, что ты был разбойником и убийцей, и когда он приехал к тебе и умолял тебя разубедить его, ты упал на колени перед ним и молил о пощаде… Правда ли это?

Она снова остановилась. В эту минуту раздался голос Армана, говорившего Иову: «Ты отнесешь это письмо по адресу, а теперь заряди мои пистолеты…»

Дама в черной перчатке продолжала:

— Теперь ты все понял, не так ли? Твой сын приехал сюда затем, чтобы убить себя, потому что он не может уплатить своего карточного долга, а Арман человек честный… потому что…

Полковник употребил последнее усилие и снова встал; он открыл было рот, но только несколько неясных звуков сорвалось с его губ.

— Молчи! — сказала молодая женщина. — Молчи! Или он умрет сейчас же!

Эта угроза снова парализовала несчастного старика, а Дама в черной перчатке вынула кинжал, который был спрятан у нее на груди.

— Смотри! — сказала она. — В твой последний час я сжалилась над тобою… Хочешь спасти своего сына? Его долг будет уплачен, честь не будет запятнана… Свет никогда не узнает, что ты был негодяем… Говори, хочешь ли ты этого?

И так как старик протягивал к ней руки и, казалось, взглядом и жестом говорил ей: «О, говорите… говорите! Но только спасите моего сына! Спасите его!» — то она подала ему кинжал и проговорила: «Убей себя!»

Старик схватил кинжал с какою-то бешеной радостью, сжал его в своей ослабевшей руке и поднес к груди… Но прежде чем опустилась его поднятая рука, он лишился сил, упал на диван и остался лежать неподвижно. Радость, охватившая его при мысли, что его возлюбленный сын не умрет, нанесла полковнику Леону смертельный удар вернее, чем кинжал, который ему дала Дама в черной перчатке. Жизнь полковника угасла без агонии, как догоревшая лампа.

В эту минуту отворилась дверь. Вошел Иов, который, повинуясь приказанию своего молодого барина, пришел за пистолетами. Увидав труп своего старого полковника, он остановился на пороге безмолвный и бледный. Мстительница приложила палец к губам.

— Спрячьте этот труп! — тихо сказала она. — Спрячьте его… Уберите отсюда… Положите его в угол… на кровать… куда хотите… но чтобы сын не видал его…

— Сударыня, — сказал Иов, — я предоставил вам поступить с отцом, как вам было угодно…

— Ну?

— Но вы обещали мне, что если отец умрет, то сын останется жив.

— И я сдержу свое обещание.

— Вы даете клятву в этом?

— Клянусь.

Она протянула руку, еще запятнанную кровью ее умершего мужа, и прибавила:

— Зарядите пистолеты, но…

— Но… — пробормотал Иов.

— Отнесите их, приказала она, — но спрячьте поскорее этот труп.

Иов повиновался, а Дама в черной перчатке упала на колени.

— Боже мой! — прошептала она. — Я исполнила свой ужасный доли теперь простите ли Вы меня и позволите ли мне повиноваться голосу, который говорит в глубине моего сердца?!

LII

В то время как вышеописанная сцена происходила в кабинете, Арман находился в своей спальне. Он написал короткое завещание, гласившее:

...

«Мой дом, драгоценности, белье, лошадей и пр. прошу продать с аукциона, а вырученные деньги отдать в пользу бедных.

Иова я назначаю своим душеприказчиком».

В предсмертный свой час молодой человек еще раз вспомнил о женщине, которую так страстно любил и за которую он поплатился жизнью; он вспомнил ее, отправившую его в дом, где в первый раз он услыхал о бесчестных поступках своего отца.

И, взяв перо, он написал следующие строки:

...

«Сударыня.

Вы, которую я так любил и из-за которой я умираю.

Не удивляйтесь, если на пороге могилы…»

Шум внезапно открывшейся двери прервал письмо. Вошел Иов и молча положил на стол пистолеты. Арман пожал руку старому солдату и сказал:

— Спасибо!.. Прощай!.. Уходи!

Он снова взял перо. Иов вышел. Арман продолжал писать:

...

«Сударыня, не удивляйтесь, если в последнюю минуту я думаю еще о вас, если я посылаю вам последнее „прости“, если я прошу у вас слезы и сожаления…»

Он остановился, и этот юноша, столь гордый и спокойно смотревший в лицо смерти, зарыдал и проговорил:

— Боже мой! Боже мой! Я больше не увижу ее!

Эти слова, без сомнения, были услышаны, потому что в эту минуту дверь, в которую вышел Иов, снова отворилась. Дама в черной перчатке появилась на пороге, и Арман вскрикнул от удивления и радости.

— Вы! Вы! — проговорил он.

— Я! — сказала она, идя к нему.

В эту минуту это не была уже прежняя насмешливая, неумолимая женщина, взгляд которой блестел, как лезвие кинжала, это не была уже мстительница, исполнявшая свою кровавую миссию и преследовавшая день и ночь, без устали, убийц своего супруга…

Она поразила последнего убийцу Гонтрана де Ласи и снова сделалась только женщиной.

Она подошла к Арману печальная, бледная, дрожащая, взяла его руки в свои и сказала:

— Да, это — я, Арман; я пришла спасти вас.

— Спасти меня! — сказал он.

— Да, — ответила она. — Возьмите этот бумажник и заплатите свой долг человеку, который оскорбил вас.

— А! Вы, значит, знаете?..

— Все.

315