— Вы редкий гость, дорогой мой, — приветствовал он его.
— А вас невозможно застать, мой милый Арман.
— Вот как! Разве вы были у меня?
— Раз десять. Но вы вечно отсутствовали: то вы уезжали в Баден, то вас просто не было дома.
— Я провел лето в Германии, — ответил сын полковника.
— С Дамой в черной перчатке? — насмешливо спросил Мориц.
Арман смутился.
— Кто вам это сказал? — проговорил он с оттенком беспокойства.
— Как кто? Да весь Париж, дорогой мой, говорит это. — Париж слишком добр, что интересуется мною.
— Париж любопытен.
— Ну, что ж! — сказал Арман, впадая в беспечный тон. — Ему придется испытать разочарование в своем любопытстве.
— Вы ошибаетесь.
— Я не вижу ничего занимательного в том, что я люблю эту женщину.
— Эта женщина — загадка.
— Только не для меня.
— Допустим, но она загадка для всего Парижа.
— А! Париж занимается нами?
— Сильно.
— Я становлюсь любопытен, — сказал Арман с горькой усмешкой. — Мне интересно знать: что он может знать, что он может говорить?
— Две вещи.
— Выслушаем первую.
— Дама в черной перчатке, которую вы безумно любите, не любит вас.
— Откуда это можно знать? — пробормотал сын полковника, закусывая губы…
— Она любит… другого. Арман побледнел.
— Этот другой — мертвец. Бледность Армана усилилась.
— А человек, которого любят даже мертвого, не боится соперников, — холодно докончил Мориц.
Арман, хотя и страдал, не решился, однако, прямо опровергнуть довод Морица.
— Отлично, — насмешливо заметил он. — Вот первое мнение, которого удостоил меня Париж. Теперь выслушаем, что следует дальше.
— Черт возьми! — проговорил Мориц.
— Разве вы уже забыли, что хотели сказать?
— Нет… но… я затрудняюсь.
— Чего?
— Я боюсь, что вы рассердитесь… Грустная улыбка мелькнула на губах Армана.
— Клянусь, что нет, — сказал он.
— Ну, так парижский свет утверждает, что вы…
— Болван, не так ли?
— Простак…
— Дорогой мой, — спокойно возразил Арман, — неужели вы явились ко мне только затем, чтобы сказать мне подобную любезность?
— Нет, — смеясь, ответил Мориц. — Но обратите внимание на мою храбрость и мое доверие к вам: я осмеливаюсь сообщить вам неприятные слухи относительно вас и в то же время хочу обратиться к нашей старой дружбе.
Арман протянул руку журналисту.
— Прекрасно! — вскричал он. — Так как я нужен вам, то милости просим.
— Да, я нуждаюсь в вас, — подтвердил Мориц.
— У вас дуэль? Так я буду вашим секундантом.
— Нет, вы ошибаетесь.
— Значит, вам нужны деньги? Мой кошелек к вашим услугам.
— Нет.
— В таком случае, говорите…
— Слушайте, — продолжал Мориц, — верите ли вы в необыкновенные вещи?
— Разумеется, да, и я уже поплатился за это.
— В таинственные драмы, которые разыгрываются в Париже не публично и никому не известными актерами?
— Верю, — пробормотал сын полковника, вспомнивший об ужасной мести Дамы в черной перчатке.
— Итак, мой друг, — продолжал Мориц, — меня случайно запутали в одну из этих драм, и я могу обратиться за помощью только к вам.
— Объяснитесь, друг мой.
— Не могу…
— Но как же быть в таком случае?
— Вы должны отправиться.
— Куда?
— Я не могу назвать вам место.
— Вот как! Но вы строите загадку на загадке.
— Только там, — сказал Мориц, — мне позволили объяснить вам.
— Дорогой мой, — возразил Арман, — позвольте мне задать вам один только вопрос?
— Задавайте.
— Когда я должен ехать с вами?
— Сейчас.
— Вы увезете меня из Парижа?
— Нет.
— И я могу вернуться к себе через несколько часов?
— Я не задержу вас, — ответил Мориц Стефан.
— Хорошо, я следую за вами.
— Наденьте теплое пальто, — сказал Мориц. — Ночи становятся холодными.
— Вы в карете?
— Да, она ждет у подъезда.
Арман надел пальто, взял шляпу и перчатки и спросил, улыбаясь:
— Надо захватить оружие?
— Нет, это лишнее, — ответил Мориц.
Журналист вышел первый, и они оба спустились по лестнице. Карета, которую по всем признакам можно было принять за наемную, ожидала у подъезда. Мориц открыл Дверцу.
— Садитесь, — сказал он и сел рядом с Арманом. Кучер, по-видимому, заранее уже получил приказание, потому что погнал лошадей, даже не спросив, куда ехать. Карета выехала из Шальо, спустилась к набережной, пересекла Сену по мосту Согласия и углубилась в пустынные улицы Сен-Жерменского предместья. Мориц все время молчал.
— Друг мой, — сказал он, — помните вашу любовь к маленькой баронессе де Сент-Люс?
— Да, — ответил Арман. — А что?
— Помните, как каждый вечер, когда она была для вас только белокурой домино, вас ожидала на бульваре карета, и какой-то человек завязывал вам глаза?
— Да.
— Ну, так вот, — продолжал Мориц Стефан, вынимая носовой платок из кармана, — это же самое я хочу сделать и теперь.
— Вы шутите? — проговорил Арман.
— Нисколько, это необходимо.
Мориц произнес последние слова так таинственно, что сын полковника Леона смутился.
— Но куда же вы хотите меня увезти? — спросил он.
— Если бы я имел намерение сказать вам это, то не завязывал бы вам глаза.
— Однако…
— Дорогой мой, — проговорил Мориц, — я взывал к вашей дружбе, но если эта дружба недостаточно сильна, чтобы исполнить то, о чем я прошу, скажите одно слово, и я отвезу вас обратно.