Тайны Парижа - Страница 269

К оглавлению

269

— О, — пробормотал Эммануэль сконфуженно, — не будем больше говорить о таких пустяках.

— Вы дарите мне на булавки…

— На булавки?

— Да, разумеется, или на бутылку вина, если вам это больше нравится.

— Каким образом? — спросил маркиз.

— Я подразумеваю мировую сделку, которую мы совершим с вами.

— По поводу чего?

— Ветренник! — сказала Блида, улыбаясь. — Вы уже забыли о письме полковника.

Маркиз смутился.

— Да, ваша правда, — сказал он, — но что же заключает в себе это письмо, которому вы придаете такое большое значение?

— Право же, — ответила Блида, — я могу сказать вам наизусть его содержание…

— Лучше покажите его мне…

Насмешливая улыбка мелькнула на губах у молодой женщины.

— Мы по-прежнему говорим только глупости, — сказала она тоном маленького ребенка, — и воображаем, что наша возлюбленная глупее нас.

«Гм! — подумал Эммануэль. — Я нахожусь в разбойничьем притоне. Она, очевидно, хочет палисандровую мебель взамен этого клочка бумаги».

— Дорогая моя, — сказал он вслух, — я, честное слово, не знаю, что может заключаться в этом письме, компрометирующем меня, по вашему мнению. Я слишком мало был знаком с полковником Леоном.

— Вот как! Очень мало?

— У меня было дело с ним только по поводу одной или двух дуэлей.

— Вот именно дуэлей-то и касается письмо. Эммануэль вздрогнул и взглянул на Блиду с некоторым опасением.

— Ведь это полковник Леон убил офицера де Верна? — спросила Блида.

При этом имени Эммануэль вскочил со стула, бледный и весь дрожа.

— Откуда вы это знаете? — спросил он.

— Черт возьми! Об этом говорится в письме и вот приблизительно в таких выражениях: «Мой дорогой друг. Де Верн убит сегодня утром Гонтраном де Ласи, который выказал себя при этом вашим истинным другом. Вы можете жениться на баронессе де Мор-Дье, и она никогда не узнает, что вы были одним из убийц ее приемного сына. Что касается барона де Мор-Дье, то он согласен на мировую сделку».

Эммануэль слушал Блиду с помутившимся взором и вставшими дыбом волосами.

— Согласитесь же, мой друг, — продолжала молодая женщина, — что вы были очень неблагоразумны, не потребовав ранее, чтобы я вернула вам письмо. Целую неделю перед вашей свадьбой вы жили в Париже и заходили ко мне. Письмо вы забыли в кармане дорожного плаща, где я и нашла его.

Эммануэль побагровел.

— Я думаю, — пробормотал он, — что ты вернешь мне это письмо!

— Подожди, сначала поговорим немного.

— Хорошо, скажи свои условия.

— Тебе, вероятно, известно, — продолжала Блида, — что если обожаемая тобою жена, которая принесла тебе в приданое богатство, узнает об этом письме, то она отвернется от тебя.

— О, молчи! — вскричал Эммануэль. — Говори, сколько ты хочешь за письмо?

— Об этом мы сейчас потолкуем, вероятно, она почувствует ужас к убийце сына… — продолжала Блида.

— Молчи!

— Сына своего первого мужа, — прибавила Блида.

— Молчи! Молчи! — прервал ее Эммануэль, и в голосе его звучала одновременно мольба и угроза. — Говори, сколько ты хочешь?

— Много денег.

— Хочешь десять тысяч франков? Блида насмешливо расхохоталась.

— Ну, мой друг, — сказала она, — ты походишь на жида, которому принесли бумажник со ста тысячами франков и который великодушно предлагает за него сто су…

Эммануэль вздрогнул и понял, что требования Блиды будут чудовищно велики.

XXIV

Слова и смех Блиды так поразили Эммануэля, что на него нашел как бы столбняк, и он имел вид человека, пробудившегося после кошмара.

Блида продолжала:

— Однако, мой милый, я не прошу тебя быть великодушным и еще менее снисходительным, я просто прошу тебя не притворяться дураком. Ты предлагаешь мне десять тысяч франков взамен письма, которое может разрушить твое счастье, оттолкнуть от тебя твою жену и навсегда уронить тебя в глазах света! Ты попросту сумасшедший или дурак, если ведешь дела твоих избирателей так же, как свои собственные, и я искренно сожалею о коллегии, которая дала тебе образование.

Насмешки Блиды вызвали краску негодования у Эммануэля.

— Однако сколько же тебе надо? — спросил он.

— Прежде чем назначить цифру, — ответила Блида, — я поговорю с тобою о существе, которое я очень люблю.

— О ком это?

— Увидишь. Дело идет о моем сыне.

— О твоем сыне?

— Черт возьми, мой друг, ведь ты отлично знаешь, что у меня есть сын, сын, для которого его отец не сделал и никогда не сделает того, что сделал твой для тебя.

— Вот как? — надменно проронил Эммануэль.

— Ты сердишься? Но ты не прав? А что если этот сын твой?

— Это выдумка!

— Ну, что ж! Теперь я хочу подумать о своем сыне.

— Почему?

— Ты глуп, мой милый! Да попросту потому, что я хочу, чтобы ты обеспечил его будущее.

— А, вот оно что!

— Слушай: у меня не выходит из головы история моей старинной подруги Аврелии.

— Кто такая эта Аврелия?

— Одна добрая толстушка, судьбу которой обеспечил бретонский дворянин. О, Господи! Ведь она не была добродетельна, уверяю тебя, а была даже порядочно… легкомысленна; но у нее был сын. Добрый дворянин был богат, любил ребенка и женился на Аврелии.

Эммануэль расхохотался.

— Я полагаю, — сказал он, — что ты не льстишь себя подобными надеждами относительно меня?

— Нет, я не думаю занять место госпожи маркизы, но у меня другой расчет…

— А, послушаем!

— С меня вполне достаточно, если у моего сына будет майорат.

269