— Наконец, — добавила она, — есть еще тайна, которую вы поклялись раскрыть. Вам хочется узнать, почему висел мой портрет в алькове студента Фредерика Дюлонга, какого рода мои отношения к Блиде и кто должен был войти ко мне через то окно, откуда явились вы?
Арман молчал. Но молчание служило подтверждением слов Дамы в черной перчатке.
— Вот этого-то вам и не узнать никогда! — заключила она.
— Ах! — с испугом воскликнул Арман.
— Итак, видите, — заметила она насмешливым тоном, — что вы любите вовсе не меня, а тайну, которая меня окружает.
Эти слова были так верны, что Арман, не найдя, что возразить, воскликнул с порывом страсти:
— Ну, пусть будет по-вашему, оставайтесь для меня загадкой, тайной, не говорите мне ни откуда вы явились, ни куда отправитесь, но позвольте мне любить вас…
И он бросился перед нею на колени и, взяв в свои руки ту ручку молодой женщины, на которой не было перчатки, покрыл ее жгучими поцелуями. Она не отнимала руки. Казалось, она наслаждается наивным увлечением и юношеской кипучей любовью, в которой Арман клялся ей на берегу необозримого моря, у подножия скал; и ей чудилось, что море и скалы вторят его клятве, чтобы придать ей странную торжественность. Но она вдруг вырвала свою руку и спросила:
— Хотите опять увидеть меня, хотите видеть меня часто… каждый вечер?
— О, возьмите взамен мою жизнь!
— Нет, я хочу меньшего. Я хочу, чтобы вы поклялись мне никогда не пытаться узнать, кто я, чтобы вы никому не говорили, ни отцу, ни Фульмен, ни одному человеку в мире о наших свиданиях; этой ценой вы можете видеть меня здесь каждую ночь…
— Клянусь вам! — воскликнул Арман, торжественно поднимая руку к небу!
— Помните, — продолжала она, — что в тот день, когда вы нарушите клятву, удар кинжала пронзит ваше сердце, и никогда людское правосудие не узнает, чья рука направила его.
Арман улыбнулся.
— В таком случае я проживу долго, — сказал он с оттенком горделивого торжества.
И он снова взял руку Дамы в черной перчатке и поднес её к губам, не заметив злой улыбки, скользнувшей по губам молодой женщины.
«Безумец!» — означала эта улыбка.
Арман стоял несколько времени на коленях перед Дамой в черной перчатке, покрывая ее руку поцелуями и шепча тот очаровательный вздор и невинные глупости, которые льются из сердца человека в час восторга и безумия.
— Довольно, дитя, — произнесла она растроганным голосом, который, казалось, выдавал смущение и страх, овладевающие женщиной в ту минуту, когда она чувствует, что отдает безвозвратно свое сердце, — ну, будет, встаньте, сердце у меня слишком мягкое, и я не в силах бранить вас.
Между убедительным и ласковым тоном, которым она произнесла эти слова, и тем высокомерным и отрывистым голосом, который минуту назад властно выражал желания этой женщины, была такая огромная разница, что сын полковника подумал, что он любим…
— Ах! — воскликнул он в порыве увлечения. — Я знал, что те, кто говорил мне, что вы эгоистка и женщина без сердца, лгут!
— Встаньте, — повторила незнакомка. — Я прошу вас об этом, когда могла бы приказывать вам.
Арман встал и, стоя, продолжал любоваться ею. Но тогда она взяла его за руку и заставила сесть рядом с собою. Он смотрел на нее: она была по-прежнему бледна, и ему казалось, что лицо ее омрачилось глубокой грустью.
— Я вас люблю, о, как я люблю вас! — шептал Арман в лихорадочном возбуждении.
— Молчите, — чуть слышно сказала она. — Ваши слова причиняют мне страдание.
— Страдание?
— Да, потому что я вижу, что вы меня любите, и мне жаль вас…
— Боже мой! — с отчаянием воскликнул он, неверно истолковав смысл ее слов. — Разве мне суждено снова потерять вас?
— Нет. Вы видите, у меня уже не хватает сил избегать вас!
Арман почувствовал себя вполне счастливым. Могла ли она красноречивее признаться, что любит его? Он прижал руку к сердцу.
— Мне кажется, — проговорил он, — что я умру от счастья.
— Кто знает? — промолвила она с грустью, не отнимая от него своей руки. — Кто знает, друг мой, не лучше было бы для вас умереть в эту минуту, чем продолжать меня любить?
— Но, любить вас, — вскричал он в восторге, — разве это не есть бесконечное блаженство?
Она попробовала улыбнуться и сказала:
— Нет, это не счастье, нет, те, кто меня любит, далеко не счастливы… вы не знаете, какое я странное существо… я поступала честно, избегая ваших преследований, борясь с собою.
— Нет вы не правы, — прошептал Арман. — Я так счастлив, что не хочу даже райского блаженства.
— Выслушайте меня, — сказала вдруг совершенно спокойно незнакомка, — выслушайте меня, я объясню вам свою мысль. Вы меня любите… я это вижу… чувствую… сомневаться в этом было бы безумием, но вы не знаете, кого вы любите…
— О, я знаю, — страстно прервал юноша, — что вы добры, что вы прекраснее всех в мире… а до остального мне нет дела!..
— Но вы не знаете, что мне на долю выпала беспокойная жизнь, что надо мною тяготеет долг, таинственный и мрачный. Вы не знаете, мой друг, что в один прекрасный день, быть может, даже завтра, священная обязанность призовет меня на другой конец света.
— Я последую за вами.
Арман дал это рыцарское обещание со страстным увлечением, которое вызвало улыбку на устах его собеседницы.
— Положим! — согласилась она, — что вы могли бы последовать за мной, но вы никогда не узнаете тайны моей души и только будете знать внешнюю сторону моей жизни. В глубине моей души хранится тайна, в которую лишь один Бог может проникнуть.