Тайны Парижа - Страница 177

177

Через десять минут Фульмен села в карету и приказала везти себя в Пасси, на улицу де Помп. Карета остановилась перед маленьким бедным одноэтажным домиком с палисадником и зелеными ставнями. Фульмен вышла из кареты и позвонила. Толстая, уже довольно пожилая служанка в огромном остроконечном чепчике, какие носят нормандки, вышла отворить дверь и, казалось, была сильно удивлена, увидав молодую и красивую даму, закутанную в большую английскую шаль и прятавшую руки в соболью муфту.

— Здесь живет полковник Леон? — спросила Фульмен.

— Здесь, — ответила служанка.

— Встал он?

— Да, сударыня.

Фульмен прошла во двор, не обратив внимания на впечатление, которое она произвела на нормандку.

— Сударыня, как прикажете о вас доложить?

— Ничего не надо.

— Однако…

— Скажите просто полковнику, что друг его сына хочет его видеть.

Эти слова удовлетворили служанку вполне. Она провела Фульмен в маленький зал и просила ее подождать. Две минуты спустя дверь отворилась, и Фульмен увидала входящего полковника Леона.

Те, кто видел полковника лет пять назад, бодрого, с черными волосами и огненным взором, каждая черта лица которого свидетельствовала о железной воле этого человека, с большим трудом узнали бы его теперь.

Полковник сделался стариком, с седыми и редкими волосами, со сгорбленным станом и тусклыми глазами. Годы или угрызения совести довели его до такого быстрого разрушения? Один Бог мог ответить на это.

Он поклонился Фульмен, не будучи в состоянии скрыть своего удивления, и предложил ей кресло у камина, где пылало яркое пламя.

— С кем я имею честь говорить? — спросил он любезно.

— Меня зовут Фульмен, — ответила молодая женщина, скромно опустив глаза. — Я танцую в Опере.

— Вы приехали ко мне по поручению моего сына? — спросил ее старик, и лицо его приняло при этом выражение радости и гордости, а потухший взор заблистал.

Этот человек, всех ненавидевший, презиравший и преследовавший, игравший честью и жизнью людей, вздрогнул с головы до ног при одном имени своего сына, единственной привязанности, которая жила в его каменном сердце.

— То есть, я приехала поговорить о нем, — сказала Фульмен.

— Боже мой! — пробормотал полковник, бледнея. — Неужели он заболел… или дрался на дуэли… Он ранен…

— О, успокойтесь, — сказала Фульмен, — он чувствует себя превосходно.

— Ах, как вы меня напугали!.. И полковник прибавил взволнованным голосом:

— Дорогое дитя! Вот уже три дня, как он не был у меня… О! Я не сержусь на него за это… он молод… я стар… ему скучно со мною… и притом Иов сказал мне…

Полковник остановился и взглянул на Фульмен с любезной улыбкой.

— Что он вам сказал? — спросила танцовщица.

— Что он влюблен… вероятно, в вас… вы так прекрасны и притом лицо у вас такое доброе… и он будет с вами так счастлив, не правда ли?

Фульмен с улыбкой покачала головой.

— Нет, он не в меня влюблен… однако… Ах, полковник! — воскликнула она с благородной искренностью, тронувшей до глубины души старика: — Я могу признаться вам, потому что вы его отец: я люблю его…

— А он вас не любит?

— Нет.

— Значит, он слеп! — пробормотал старик, взглянув на танцовщицу взглядом знатока, умеющего ценить красоту женщин.

— О, будьте покойны, — сказала Фульмен, — он полюбит меня когда-нибудь. Я это чувствую… а если я хочу чего-нибудь…

Фульмен упрямо надула губки, что вызвало улыбку у полковника, и продолжала:

— Я пришла к вам поговорить о нем потому, что мы оба любим его больше всего на свете.

— Благодарю вас, — сказал старик, пожав руку Фульмен.

— А еще потому, — продолжала она, — что ему грозит большая опасность.

— Опасность! — вскричал, весь задрожав, полковник, причем вся кровь прилила у него к сердцу.

— Успокойтесь, — сказала Фульмен, — мы можем ее предупредить.

— О, так говорите, говорите скорее!

— Полковник, — серьезно продолжала молодая женщина, — знаете ли вы врагов Армана?

— Врагов? Ах, возможно ли это? Он так добр, так благороден, дорогое мое дитя.

— В таком случае, они есть у вас?

При этом вопросе полковник вздрогнул, и перед его глазами, как в панораме, промелькнуло все его прошлое… У него потемнело в глазах.

— Быть может.

— Ну, так слушайте.

И Фульмен рассказала дрожавшему полковнику о любви его сына к таинственной Даме в черной перчатке и происшествиях, совершившихся в течение последних двух дней. Полковник слушал танцовщицу, но едва она кончила свой рассказ, как сгорбленный старик выпрямился, и потухший взор его заблистал гневом и энергией.

— Ах! — воскликнул он. — Если кто-нибудь осмелится, коснуться моего ребенка… то я, кажется, потрясу небесный свод и обрушу его на голову дерзнувшего.

— Слушайте, — сказала Фульмен, — вот зачем я пришла к вам. Под предлогом поездки по делам, требующим присутствия Армана, увезите его отсюда. Уезжайте с ним сегодня же вечером. Увезите его подальше от Парижа, в Нормандию, в Бретань, куда хотите, а я в течение этого времени постараюсь узнать тайну Дамы в черной перчатке…

Фульмен встала.

— Я еду к Арману, — сказала она, — через несколько минут вы должны также отправиться к нему; сделайте вид, что вы никогда не видали меня и что только случай свел нас у него. Вы приедете просить Армана сопровождать вас… в Нормандию, не правда ли?

— Да, — сказал полковник, — у меня действительно есть небольшое имение в нескольких лье от Гавра.

177