Тайны Парижа - Страница 17


К оглавлению

17

— Черт возьми! — отвечал другой голос. — С него мало красивой синьоры, которую он отнял у нашего покойного капитана и держит под замком, как сокровище. Он хочет завладеть еще белокурой англичанкой, которую мы захватили ночью.

— Ах, — продолжал первый, — она так прекрасна, эта англичанка!

Леона слушала, бледная и задыхающаяся; яд ревности терзал ее сердце. Голоса удалились, и она ничего более не слыхала.

Что перечувствовала Леона, невозможно описать; когда вошел сторож, она стала перед ним на колени.

— Дай мне кинжал, — молила она, — я хочу умереть… Если ты любил, если ты страдал, то ты поймешь мои мучения. Сжалься надо мною!

— Я пойду и скажу капитану, — проговорил тронутый разбойник.

Если Гонтран не зверь, то он придет, услышав эти слова, полные отчаяния, которые ему должен был передать разбойник.

И Гонтран действительно пришел. Увидев его, Леона радостно вскрикнула и, открыв объятия, бросилась ему навстречу; но Гонтран жестом остановил ее.

— Что угодно вам от меня, сударыня? — спросил он.

— Я хочу просить вас положить конец моим мучениям, — ответила она.

— Вы страдаете? — язвительно спросил Гонтран.

— Адски.

— Отчего же это, Боже мой?

Она взглянула на него тем выразительным и глубоким взглядом, который столько раз заставлял его вздрагивать от неизъяснимого блаженства. Леона упала пред ним на колени и взяла его руку:

— Смотри, — сказала она, прикладывая ее к своей груди, — достаточно ли вы отмщены?

Маркиз вздрогнул, но лицо его оставалось бесстрастным.

— Вы ошибаетесь, — сказал он, — вы любите не меня, а Джузеппе.

— Да, — вскричала она горько и гневно, — я вас люблю, я боюсь за вас и за себя. За себя, потому, что я достигла последних границ преступления и порочности, и только любовь такого человека, как вы, которого я прежде презирала и попирала ногами, могла бы исправить меня…

— Хорошо, — улыбнулся Гонтран, — чем же вы докажете, что любите меня?

Его улыбка была так зла, что у Леоны закружилась голова. Вошел Джакомо, он был невредим. Леона вскрикнула и, обвив руками шею Гонтрана, прошептала:

— Я люблю тебя!

Эта развратная и грубая натура подчинялась влиянию самых гнусных страстей; она была очарована, порабощена силой характера Гонтрана: как дикий зверь смиряется под взглядом своего укротителя.

На другой день Гонтран де Ласи и Леона покинули Пульцинеллу, а два дня спустя их можно было видеть на палубе корабля, отходящего во Францию.

Гонтран в течение пяти дней плавания забыл, какою ужасною ценой он купил любовь Леоны. Но в то время, когда корабль высадил обоих путешественников на набережную Марселя, Гонтран заметил на ней человека, при виде которого его охватила дрожь. Это был полковник. Он взял маркиза за руку и спросил:

— Ну, теперь вы довольны вашей комедией? Трое сообщников хорошо услужили вам.

— Признаюсь, полковник…

— Но это еще не все, ваш дядя шевалье де Ласи снова назначил вас своим наследником.

Гонтран вздрогнул.

— Он сначала завещал все свое состояние Георгу де Ласи, вашему двоюродному брату, — продолжал полковник, — и это завещание разоряло вас, но смерть Георга изменила его распоряжение.

— Георг умер! — воскликнул маркиз.

— Неделю назад.

— Он был еще так молод!

— Умирают люди всякого возраста. Он поссорился с человеком, без сомнения, знакомым вам, с капитаном Гектором Лембленом, когда выходил из маскарада, и на другой день был убит ударом шпаги. Когда Георг де Ласи умер, шевалье изменил завещание. Теперь вы единственный законный наследник. Вы богаты и молоды. Гонтран был бледен как смерть.

— О, Боже мой, — прошептал он, — чего вы теперь потребуете от меня?

— Очень немногого в данный момент.

И полковник протянул руку по направлению к порту и указал на только что показавшийся корабль.

— Вот, — сказал он, — «Минос» прибыл из Алжира.

— И что же?

— На «Миносе» едет тот самый генерал, адъютантом у которого был капитан Лемблен он возвращается во Францию единственно для того, чтобы приказать расстрелять капитана. Генерал имеет на это право. Капитан любит его жену и ради нее-то он и дезертировал, поняли вы?

— Не совсем, — прошептал взволнованный Гонтран.

— Вы лучше всех нас владеете шпагой, — хладнокровно заметил полковник.

Маркиз страшно побледнел.

— Как зовут этого генерала? — спросил он.

— Право же, он носит знатное имя, и если он умрет, то, так как он бездетен, один из наших может присоединить к своему имени имя маркиза Флар-Монгори.

— Его имя? — настаивал Гонтран, волосы которого встали дыбом.

— Он глава младшей линии Фларов, представляющий собою единственное препятствие к усыновлению адвоката Шаламбеля, — генерал Флар-Рювиньи.

— Лучший друг моего отца! — вскричал Гонтран. — Никогда! Никогда!

— Хорошо! — спокойно продолжал полковник. — Вам прекрасно известно, что «Друзья шпаги» не имеют права выбирать себе дело. Вы убьете барона, так надо! К тому же вы дали клятву и подписались.

IX

Наше повествование обнимает собою множество драм. Это не история семи членов организованного общества, а вернее, история их жертв, и для того, чтобы шаг за шагом проследить все события и распутать нить огромной интриги, нам придется не раз делать отступления и переноситься к тем временам, когда наши герои не обладали еще коллективной и страшной силой ассоциации. Итак, перенесемся к отдаленным событиям и расскажем о них.

17