«Карета барыни ожидает вас на площади Одеон».
«Карета! О-го, — сказал я себе. — Это другое дело!».
Я последовал за посыльным и увидал светло-голубую карету, запряженную великолепными лошадьми. Ливрейный лакей открыл дверцу, а посыльный удалился. Я сел в карету; тогда лакей сказал мне:
«Сударь, вы позволите мне сесть рядом с вами, потому как мне поручено сообщить вам нечто».
«Как хотите», — ответил я.
Карета покатила. Лакей поднял окна, стекла которых, к моему удивлению, оказались матовыми, так что я не мог узнать, куда меня везут. Затем он вынул фуляровый платок и сказал:
«Если господин желает видеть мою госпожу, то он должен позволить завязать ему глаза».
Я нашел это предложение оригинальным и согласился. Подобные истории я читал только в романах.
— Дальше? — спросила Фульмен.
— Карета ехала около двадцати минут и остановилась; слуга сказал мне:
«Не угодно ли вам, сударь, выйти и опереться на мою руку…»
Я вышел, и меня повели. Я шел так несколько минут, в течение которых чувствовал, как хрустит песок под моими ногами, и это навело меня на мысль, что я иду садом; затем я поднялся по ступенькам лестницы…
— Погодите, — перебил Арман студента, — нечто подобное случилось когда-то со мною.
Сын полковника вспомнил любовь, которую он питал к маленькой баронессе де Сент-Люс.
— Продолжайте, продолжайте! — вскричал он.
Он надеялся, что завеса, окружавшая все эти события тайной, наконец разорвется хоть отчасти.
— Когда я поднялся по лестнице, — продолжал студент, — мой проводник открыл дверь и провел меня в комнату, пол которой был покрыт ковром, заглушавшим шум моих шагов; усадив меня в кресло, он сказал:
«Через пять минут вы можете снять повязку».
Я слышал, как он ушел и запер дверь, повернув два раза ключ; сердце мое стучало. На меня нашел страх… Наконец, я снял повязку.
— И тогда, — перебил его во второй раз Арман, — вы очутились в прекрасном будуаре, обитом шелковой материей, меблированном с замечательным изяществом и освещенном алебастровой лампой, спускавшейся с потолка.
— Так, именно так! — подтвердил удивленный студент. — Но откуда вам это известно?
— Слушайте дальше, — продолжал Арман, — по стенам висели прекрасные картины испанской школы. В амбразурах окон стояли лакированные жардиньерки; занавеси были задернуты.
— Совершенно верно.
— Посреди комнаты стоял круглый стол с мраморной подставкой.
— Так, именно так!
— Наконец, после десятиминутного ожидания, — продолжал Арман оживленно, — вы увидели, что дверь отворяется…
— Да…
— И входит женщина в маске…
— Нет, — сказал студент, — я не видал женщины. На этот раз крик удивления вырвался у Армана.
— Кого же вы увидали? — спросил он.
— Мужчину, — ответил студент.
— Да рассказывайте же, — торопил Арман. — Я вижу, что туман, который должен был рассеяться, сгущается все больше и больше. Кто же был вошедший?
— Погодите, — сказал г-н Фредерик Дюлонг в то время, как Фульмен внимательно слушала его. — Прошло не десять минут с тех пор, как я остался один, а целый час. На круглом столе, о котором вы говорили, стояла бутылка с вином. От ожидания я начинал терять терпение; осмотрев обстановку будуара, я остановил свое внимание на бутылке и ее содержимом. Что вы хотите? Я немного алкоголик; под рукою у меня был стакан, и я начал пить, чтобы убить время; таким образом я опорожнил один стакан за другим, и уже начал слегка пьянеть, как вдруг увидел отворившуюся дверь и, вместо ожидаемой мною женщины, мужчину, лицо которого было закрыто бархатной маской. Волосы на голове у него были совершенно седые.
Арман и Фульмен переглянулись. Интрига еще более запутывалась.
— Дальше? — проговорила танцовщица. — Что было дальше?
Фредерик Дюлонг продолжал.
— Этому человеку было лет около шестидесяти. Он был высокого роста и одет во все черное.
— Это русский майор.
— Тс! — остановил Арман. — Будем слушать.
— Он подошел ко мне и сказал: «Потрудитесь сесть, сударь, — потому что при появлении его я встал с места, — и выслушать меня». Голос его звучал так властно, что я невольно повиновался.
«Вы пришли сюда, — спросил он меня, — по анонимному письму?»
«Да».
«И вы думали, идя сюда, что встретите женщину?» «Как! — вскричал я. — Разве она не принадлежит к моим старинным знакомым?»
Он пожал плечами с надменным видом, как бы говоря:
«Разве может женщина, живущая так роскошно, любить вас?»
Потом продолжал:
«Свидание вам назначила не женщина».
«Так кто же?»
Я предложил этот вопрос отчасти с раздражением, как человек, обманувшийся в своих ожиданиях.
«Я».
«Вы? Но я вас совсем не знаю».
«Это правда, — сказал он с улыбкой. — Но вы меня могли бы узнать, если бы не эта маска…»
«Если я вас не знаю, то к чему же маска?» — спросил я, начиная сердиться.
«Потому что, если вы откажетесь от моего предложения, — что очень возможно, — то я не хочу, чтобы вы могли узнать меня при встрече».
«Вы хотите предложить мне что-то?»
«Может быть…»
И этот человек, голос и манеры которого производили на меня подавляющее впечатление, в котором я с трудом отдавал себе отчет, смерил меня с ног до головы и спросил:
«Вы медик?»
«Да».
«Десятый уже год, как кажется?»
«Возможно, но вам-то какое до этого дело?»
«Иначе говоря, — продолжал он, не удостаивая ответить на мой вопрос, — вы никогда не будете доктором».