Тайны Парижа - Страница 149


К оглавлению

149

Отель, в котором жил Лемблен и куда мы видели его входящим, принадлежал когда-то де Рювиньи, а комната, где Гектор проводил все время, была рабочим кабинетом генерала, и там-то, возвратясь из Африки, он написал свое завещание, которым назначал жену своей единственной наследницей.

Итак, после смерти Марты капитан жил в Париже, уединившись в своем старом отеле, откуда он выезжал только по утрам, чтобы прокатиться верхом час или два. Каждый день капитан возвращался в один и тот же час, молча бросал повод лакею, запирался в кабинете, куда к нему никто не входил, и оставался там весь день. Только во время обеда он появлялся в столовой, просиживал десять минут перед столом, накрытым на один прибор, затем снова возвращался к своим книгам в холодную, пустую комнату, где спал на походной кровати.

В этот день, по обыкновению, капитан бросился в кресло, облокотился на стол и опустил исхудалое и бледное лицо на руки. Блестящий капитан сделался только тенью самого себя и нелюдимым стариком, жизнь которого, казалось, была долгой, мучительной агонией.

Так просидел он несколько минут, как вдруг вошел его камердинер, неся визитную карточку на серебряном подносе.

— Я никого не принимаю, — резко сказал Гектор Лемблен, заметив карточку.

— Сударь, — продолжал слуга, сделав шаг назад, — господин настаивает на том, чтобы видеть вас; он говорит, что он ваш старинный друг.

— Герман, — сердито оборвал его капитан, — я уже говорил вам, что меня никогда не бывает дома.

— Этот господин, — заметил слуга, — видел, как вы вернулись.

Капитан протянул руку к подносу, взял карточку и прочитал:

«Майор Арлев». Фамилия была русская.

— Я не знаю майора. Попроси его написать, что ему надо.

Слуга направился уже к двери, когда капитан остановил его.

— Проводи майора в залу, — приказал он. — Я сейчас выйду.

Пять минут спустя Гектор Лемблен, подчиняясь, быть может, какому-то странному и необъяснимому предчувствию, вышел в залу, где застал посетителя.

Майор Арлев был человек лет около шестидесяти, высокого роста; борода, равно как и волосы его, была седа, в петлице застегнутого до подбородка по-военному сюртука находилась орденская ленточка.

Вид у него был гордый, манеры русского аристократа.

— Извините меня, — сказал он капитану, предложившему ему кресло около камина, — извините, что я прибег к обману, чтобы быть принятым вами.

— Сударь… — остановил его капитан.

— Но я проехал восемьсот лье, — продолжал майор, — из Петербурга единственно затем, чтобы поговорить с вами.

Капитан с любопытством взглянул на своего собеседника.

— Мое имя, равно как и моя особа, незнакомо вам, — сказал майор, — а потому позвольте представиться: я граф Арлев, русский артиллерийский офицер, командир Николаевской крепости на Кавказе.

Капитан поклонился.

Майор, смотревший на него со вниманием, продолжал:

— Я коснусь очень отдаленного прошлого; я считаю это необходимым, чтобы объяснить вам причину моего визита.

— Я слушаю, — ответил Гектор Лемблен.

— Не служили ли вы адъютантом при генерале бароне де Рювиньи? — спросил майор.

Капитан смутился, и майор увидел, как при этом имени смертельная бледность покрыла его лицо.

— Да, — ответил Гектор.

— И вы женились на его вдове?

— Она умерла, — произнес глухим голосом капитан.

— Вот относительно покойного генерала я и пришел навести у вас справки, которые для меня чрезвычайно важны.

— Позвольте мне, — перебил капитан, которого воспоминания о бароне де Флар-Рювиньи привели в сильное волнение, — позвольте мне попросить у вас более определенных объяснений.

— В таком случае потрудитесь выслушать меня, — сказал майор.

Гектор выразил согласие.

— Сударь, — продолжал майор, — барон де Рювиньи в 1834 году был атташе французского посольства в Петербурге.

— В то время я еще не был его адъютантом, — сухо заметил Гектор Лемблен.

— Слушайте дальше… — продолжал русский дворянин. — Генерал, как вы знаете, был человек храбрый, отважный, настоящий рыцарь, в глазах которого военная служба была священна. Император Николай, мой милостивый и всемогущий монарх, предпринял в этом году новый поход против Шамиля и его черкесов и пригласил генерала принять в нем участие. Генерал поспешил испросить разрешение на это у своего посла и присоединился к экспедиции, бывшей под начальством генерала князя К., при котором я состоял в качестве начальника главного штаба. Я рассказываю все это к тому, чтобы вы знали, что я близко был знаком с генералом де Рювиньи.

«К чему же он все это клонит?» — подумал Гектор Лемблен, рассматривая русского офицера с необъяснимым беспокойством.

Майор продолжал:

— Во время этой-то кампании с генералом и со мною случилось довольно странное и положительно романтическое приключение.

Однажды ночью я командовал отрядом, которому было предписано отправиться в горы и атаковать на рассвете лагерь черкесов. Генерал пожелал сопровождать меня; он был в форме французского офицера, при одной только сабле, и ехал рядом со мною, покуривая сигару; ночь была темная, безлунная; мы ехали по оврагу, как вдруг в кустарнике мелькнул свет; свистнула пуля и генерал свалился под лошадь, которая упала, смертельно раненная в лоб. Я испугался, что генерал тоже убит; но он встал цел и невредим и улыбался.

«Ничего, — сказал он мне, — хотя разбойники убили самую лучшую лошадь, которая когда-либо была у меня».

149